Красивые люди )

---

I stand before you now

I stand before you now
As I have stood before
Some hundreds of years ago
When my soul was dressed
In another kind of flesh.

In the distant land we were
Each in his proper place
And today I quietly mourn
My inability to return
To that state of things.

I stand before you now
Knowing that there is no place
For feelings and actions of long-ago
Yet I am ready to end my life
In one stroke at your command.

@темы: Poems

---

The Song of Life

Grand towers fall to clear the space for others
And seasons change in never-ending twist
And children grow, maturing into mothers
And worlds rotate, and waters turn to mist.

There are no flaws in splendid whorl of living
The Spirit holds both happiness and pain
The meaning is in every form of feeling
In every sound, in every drop of rain.

The Death comes by - an uninvited stranger
But what’s in death? A passage to elsewhere.
A spark of Lore in peacefulness and danger
Will take you far beyond and you will dare

To see what was concealed beneath your fears
Behind the doors so anxiously sealed
When covers fall, you cannot help but hear
The Song of Life by Life itself revealed.

@темы: Poems

---

Что делать, когда ты влюблен?
Когда ты живешь в ожидании дня
Когда вы увидитесь снова?
Что делать, когда это слово
Вибрирует в горле... когда
Ты бросить готов навсегда
Все, что тебе близко, знакомо
Увидев один приглашающий взгляд...
Когда как котенок слепой - наугад
Настойчиво ищешь, на слабых ногах
Удерживаясь лишь чудом?
Что делать, когда замирает в груди
Безумное сердце, и видится всюду
Лишь тот, чье касанье клеймит, как огнем
Что делать... когда ты теряешься в нем?

@темы: Poems

---

Да, вчера ночью я летал.
Я находился в каком-то странном месте на побережье океана, но это был не пляж.
Там были высокие обрывы, в которых вода выела впадины и углубления, там были огромные заводи с заводскими постройками и кораблями. Над заводями и углублениями, над самой водой и заводами тянулись электропровода и повсюду стояли эти огромные железные столбы. Я стоял на самом краю обрыва, под которым (метров сто вниз) был океан. Я будто хотел уйти от чего-то, и вдруг сделал шаг вперед. Сначала было чувство, что я упаду и разобьюсь о воду или камни внизу. С высоты ста метров... Но потом я полетел, медленно взмахивая руками. Поначалу было тяжело, тянуло вниз, но через пару минут я освоился и летел уже нормально. над всеми этими заводами и постройками, над водами океана... очень высоко в небе, там где летают орлы.

Но была какая-то проблема. Мне все-таки надо было спускаться вниз, туда где были люди и текла своим чередом какая-то тревожная, чернушная жизнь. В стенах обрывов вроде находились помещения типа тюремных... возможно там была исправительная колония. Без решеток и прочей атрибутики. Люди, которые там сидели, не могли сбежать, т.к. было некуда. Когда я летал ниже, на уровне этих обрывов и помещений, мне мешали элекртические провода. Их было много, они шли в разных направлениях, и я боялся не вписаться между ними и умереть, изжарившись под огромным напряжением.

Потом, в конце сна, я вроде пытался учить кого-то летать. Там кроме меня никто не умел, но у них получилось... после нескольких объяснений и практических занятий. И вроде не учил я их ничему... просто надо было ментально настроиться на нужный лад, и все. И подняться в воздух. Только один человек не смог взлететь. Один человек, которого я знаю в реальной жизни. И это очень меня опечалило.

@темы: Dreams

---

Сегодня мне снился забавный сон. Записывать надо было сразу, но я ленивое существо, не мог поднять задницу с постели.
Поэтому сейчас некоторые важные детали уже скрыты от меня, и мне придется ждать, когда я снова вернусь в то место в следущем сновидении.

Я гулял по смутно знакомому южному городу со смутно знакомым мужчиной лет сорока. Мы шли по тенистому бульвару, над нами были пышные кроны деревьев, вроде бы каштанов. Мы говорили о чем-то. Мы нравились друг другу. Потом мужчина сказал, что ему надо сейчас же пойти сменить внешность. В том мире, где мы находились, это было стандартной, вполне нормальной практикой - на некоторое время менять свой физический облик. "Хорошо," сказал я. "Иди, подожду тебя здесь." Мужчина ушел куда-то в парк, находящийся справа от бульвара. А я остался стоять под кронами деревьев на пустом тротуаре. Ждал я, ждал, прохаживаясь туда-сюда... Минут через пять вижу, стоят две красивые женщины и мужчина. Разговаривают друг с другом. Мужчина очень высокий и крупный, наверное под два метра, очень хорошо сложен. У него привлекательное, выразительное, вызывающее симпатию лицо. Он похож на человека, который обладает некоей властью.


Я подхожу чуть ближе, и слышу, как одна из красавиц говорит мужчине, "Возьми меня с собой". У меня нет сомнений в том, что это какая-то сделка, что она отдает себя ему. Зачем, мне неизвестно, но я думаю, вот сейчас он ее заберет, и они уйдут вместе. На меня они вобще не смотрят. Внезапно мужчина поворачивается ко мне, хватает меня за предплечье, говорит "Идем", и быстрым шагом удаляется от двух женщин. Мне остается только быстро следовать за ним, т.к. он меня практически тащит за собой. Я вдруг догадываюсь, что видимо это мой прошлый спутник уже сменил внешность, и вернулся ко мне, поэтому не сильно беспокоюсь. Я вопросительно обращаюсь к нему по имени (имя я уже забыл), но он отвечает, "Нет." Я недоумеваю, но все равно иду с ним, как будто по-другому нельзя.

Вскоре мы оказываемся в его доме. Это не часнтый дом, а огромное здание в несколько этажей, очень старое, каменное, с выложенным камнем двором и иссохшими фонтанами. Такое ощущение, что это старый театр или что-то вроде. Дом вроде бы обжит, но все равно присутствует чувство запустения, дряхлости, какой-то подвально-чердачной старости. Чтобы попасть к парадной двери дома, приходится подниматься по каменной наклонной поверхности типа трапа, с перилами. Лестницы почему-то нет. А каменный подъем крутой, приходится реально цепляться за перила, чтобы подняться.

Я оказываюсь в доме, там происходят какие-то события, которые я уже не помню. Какие-то важные мелочи, которые сейчас скрыты от меня. Но я хорошо помню тот момент, когда пошел осматривать дом. Он был огромен. Бесконечен. С десятками комнат, открытых и запертых дверей, коридоров. В конце концов я уже не понимал, где я, но зато решил подсчитать комнаты, чтобы по пробуждении записать, сколько их было. Как будто это был какой-то рекорд для книги рекордов Гинесса. Так я и думал во сне, "Вот проснусь, и поделюсь этой информацией с кем-нибудь. Никогда не был в таком огромном доме!"

Во сне присутствовала серая кошка, которая приходит ко мне в реальности. Фотки ее у меня в дневнике есть. Во сне она мне как-то помогала. Под конец сна она исчезла, и я понял, что остался без проводника, и надо выкарабкиваться самому. Выкарабкиваться из чего? Что-то не то было в том доме, с тем огромным мужчиной. Чувство тревоги все нарастало.

@темы: Dreams

---

Майор не спал. И сухость серых глаз,
и пальцев дрожь давно привычны стали.
Его солдаты беспокойно спали.
До ночи оставался ровно час.

Майор курил; окурок губы жег,
сгорев до фильтра. Сердце в рваном ритме
о ребра билось. Он шептал молитвы
бессвязно и отрывочно - как мог.

Майор устал. Его застывший взгляд
терялся в алом мареве заката.
Он вспоминал потерянного брата...
За милю к югу ночи ждал Багдад.

@темы: Poems

---

Vietnam Vet

В его глазах я видел осень.
В его глазах я видел восемь
Десятков лет.

Давно забыт, навечно брошен
В тяжелый плащ из черной кожи
Он был одет.

Давно остались в прошлом битвы
И губ не трогают молитвы.
Весь мир к чертям.

В его глазах темнела вечность
И этой жизни скоротечность.
Горел Вьетнам.

@темы: Poems

---

Бусидо и нашему сенсею посвящается

Я стаптывал в пыль башмаки, и стопы - в кровь.
Я не ждал от небес погоды, от людей - добра.
Я хотел вечно быть один, но вновь и вновь
мне шептали о нем дороги, ручьи, ветра.
Я смеялся в ответ, отшучивался, и шел,
продолжая когда-то выбранный мною путь.
Оставлял позади огни городов и сел,
и старался с дороги правильной не свернуть.
Оставлял позади друзей, отпускал врагов...
Не задерживался надолго ни там, ни здесь.
Благодарен был за любовь, за хлеб-соль и кров...
И срывался в ночь, по тропинке в дремучий лес.

Я все время шел - мне хотелось не опоздать...
Не застрять в гостях, не уснуть, не пропасть в вине.
У себя себя мне хотелось отвоевать -
самый главный и страшный враг был так близкок мне!
Я стаптывал стопы в кровь и упрямо шел.
Я не ждал от небес погоды, от людей - добра.
Я хотел вечно быть один, но потом набрел
на тепло и свет постоялого двора.

И казалось бы, двор и двор - переночевать...
А потом - на рассвете - завтрак, дорога ждет.
Только двор - не двор... Время ужина скоротать
сам хозяин меня вдруг взглядом одним зовет.
Я смотрю на него и вижу - не человек!
И дрожат колени, и кажется, что пропал.
Мне б с улыбкой качнуть головою ему в ответ,
и уйти... но я вдруг шагаю в просторный зал.

Я стаптывал в пыль башмаки и стопы - в кровь,
И старался с дороги правильной не свернуть...
А хозяин ждал терпеливо, и вместе вновь
Те, кому судьбой уготован единый путь.

@темы: Poems, Martial arts

---

+4

@темы: Photos

---

Вот такая у меня осень...








И кошка

@темы: Photos

---

Гамлет застыл над желтеющим черепом Йорика.
Утро его серой дымкой тумана подернуто.
И по углам еще рыщут тревожные сны -
им не растаять до самой далекой весны.

@темы: Poems

---

В этом мире что-то сломалось.
Я чувствую дискомфорт.
Может ли такая малость
Как ветром украденый зонт,
Или торт, подгоревший немного,
Или кот, что сидит у порога
Весь замерзший, или имя Бога,
Сказанное наоборот
Так сильно влиять на реальность
В моей голове и глазах?
В этом мире (во мне?) сломалось.
Увы и ах.

Я потерян, и холод улиц
Тихо лезет под старый плащ,
Я иду и от света щурюсь,
Голос воли твердит, "Не плачь."
Мимо жадных, пустых подъездов,
Мимо люков, что словно в бездну
Чернотою зовут. Исчезнуть?
Для решенья моих задач
Недостаточно этих правил
Объяснений и теорем.
Кто б меня от меня избавил?
Быть или не быть - кем?

@темы: Poems

---

Повторяющиеся сны... Сегодня это было побережье океана в неизвестном мне месте. Никакого пляжа - только небольшая полоска песка за камнями. Слева - высокие отвесные скалы. Справа - какие-то заросли и деревья, похожие на ивы. Они росли прямо на берегу, свешивая свои ветви и корни в соленую воду. Это странно, ведь деревья такого типа умирают от соли. Небо было чистое, вода - совсем без волн.

Некоторое время я плавал довольно далеко от берега. Рядом со мной в воде был маленький кораблик, не больше сантиметра в длину. Это была не игрушка, а самая настоящая лодка на одного человека, и в ней сидело какое-то существо. Потом я вернулся на берег, и сел на нечто типа бетонного возвышения, которое было сразу за полоской песка у воды. У меня с собой была куча какого-то барахла - одежда, моё кимоно, обувь, и вроде какие-то тетрадки.

Потом пришли люди. Молодые, вроде студенты. Расселись на бетонном возвышении рядом со мной. Мне не сильно нравилась их компания, они мне мешали. Вдруг спокойные воды океана словно проснулись. К берегу пошла высокая, метров пять, волна. Она шла быстро, и я подумал - цунами, и нас сейчас смоет. Но волна как-то затихла на подходе к берегу, и достигнув полоски песка, была уже совсем маленькой. Потом была еще одна волна, и еще, и я вспомнил, что уже был здесь. И в прошлый раз тоже были такие страшные волны, они становились сильнее и выше, и в конце концов залили все, включая бетонное возвышение, на котором мы сидели.

Я сообщил об этом новоприбывшим незнакомцам, и слез с бетонного выступа, чтобы убраться оттуда поскорее. Вдруг я увидел, что слева от меня сидит Др. Нгин (из универа). Я сказал, "увидимся завтра", но потом вспомнил, что она говорила, что во вторник ее не будет. У нее какие-то дела, то ли конференция, то ли судебный процесс. Мы попрощались, а потом я проснулся.

@темы: Dreams

---

Однажды я разобьюсь на тысячи осколков, и мир разобьется вместе со мной.
Потом я соберу себя снова, но это будет уже совсем другое существо. И мир вокруг него будет иным.
После этого я уже никогда не смогу вернуться назад. Я не смогу найти свой старый дом, как бы мне этого ни хотелось.
Люди, которых я любил, останутся там же. Я не смогу найти и их. Даже если мы будем находиться в одной комнате, я не смогу достичь их.
Это будет страшно и печально, это будет самый большой в моей жизни sehnsucht, но я буду осознавать, что иначе быть просто не могло.

А возможно ничего этого не произойдет. И я проживу жизнь и умру, как миллионы других.
Mоё тело постепенно раствориться в земле, части моего осознания разметаются по вселенной, и никогда больше не соберутся в одно целое.
Я не знаю, что хуже. Я не знаю, что лучше. Мои оценочные критерии дали слабину. Возможно, я пойму, что к чему, когда мне станет действительно все равно.

@темы: По другую сторону реальности, Мой путь

---

Ох уж эти сны...

Я еду по извивающейся горной дороге. Горы лесистые, темные, погода мрачная, и кажется приближаются сумерки. Дорога узкая, ухабистая, словно для лошадей и маленьких повозок. Я еду на небольшом четырехколесном вездеходе без крыши (на таких экстремалы ездят по бездорожью). Пару раз я чуть не срываюсь вниз по склону, но кое-как выкарабкиваюсь обратно на серпантин. В конце концов я доезжаю до места, где дорога ровная и более широкая, вокруг сосны, а справа от дороги стоит двухэтажный дом. Он метрах в тридцати от меня. Я останавливаюсь и смотрю. Дом красивый, в голландском вроде бы стиле. Темный, высокий. Внутри горит свет. Мне хочется пойти и позвать людей, но внезапно охватывает предчувствие опасности. Я понимаю, что к дому лучше не приближаться.

Чуть впереди - еще одна дорога, которая уходит налево. Она уходит под старый, заросший зеленью мост. Пространство под мостом - как небольшой туннель, где достаточно места, чтобы проехала машина. Я не вижу что там, за мостом. Вдруг появляется какая-то женщина. Не помню что было потом, но в какой-то момент я прошел под мостом с ней, и мы оказались в городе.

Город - одно название. Там была проселочная дорога, а вокруг нее - старые трэйлеры. Дома на колесах, большинство без колес. С облезлой краской, ужасного вида, как на свалке. Было понятно, что ни один из них уже никуда никогда не поедет. Вот эти трэйлеры были как здания - в них располагались магазины, офисы, жилые дома... В "городе" было светлее, чем в тех горах, где я ехал до этого. Светлее и суше, будто мы попали в другие широты. Земля была более желтая, никаких сосен, только иссохший кустарник и трава.

Пока я ходил с женщиной по городу, я думал о том, знают ли эти люди что-либо о внершнем мире, о больших городах вроде Лос Анжелеса, об обычных домах, о машинах... Эти люди были современно одеты, но будто застряли в позапрошлом веке. Я вдруг понял, что они, живя в современном мире, находятся как бы вне его. Меня охватило беспокойство насчет того, смогу ли я покинуть этот трэйлерный городок, тем более что я не знал, в каких горах мы находимся.

Тут моим глазам открылась неутешительная картина. Над нами находился песчаный склон, и на самом верху его, метрах в ста от нас, стояли виселицы. Виселицы и еще какие-то конструкции. На них висели люди. Повешенные за шею, растянутые на крестах и досках, привязанные за запястья... Некоторые свежие, некоторые - уже иссохшие или сгнившие. Я как бы между прочим говорю женщине, "О, да у вас тут еще в силе линчевание?"
Она отвечает, "Да, мы так разбираемся с теми, кто не следует нашей религии или нарушает правила."
(речь шла о чем-то типа Христианства)

Потом мы с ней присаживаемся на песчаном склоне, и она готовится читать мне свои стихи.
Она сидит чуть повыше меня, и в этом есть какой-то символизм. Я не хочу слушать ее, но терпеливо сижу в ее ногах, не желая ее расстраивать.
Тут я вспоминаю, что уже был здесь, и примерно в этой же ситуации. Так же сидел у нее в ногах и ждал, когда она начнет читать мне стихи. Но я не могу вспомнить, где это было - в этом же сне или как-то еще. Во сне я смутно осознаю, что это сон, и что он повторяющийся, либо это моё воспоминание какой-то ситуации во сне. Внезапно женщина, вместо того чтобы начать читать, склоняется ко мне для поцелуя. Я вижу, что она хочет, чтобы я тоже потянулся к ней. Краем глаза я вижу висящие высоко на склоне тела повешеных. Я испытываю сильнейшее возбуждение. Я не хочу целовать ее, но все равно тянусь к ней, потому что так надо.
Тут сон обрывается.

@темы: Dreams

---

Магия, ложь, и стирание личной истории

- Tы должен среди прочих вещей стереть свою личную историю.
- Как? - спросил я.
- Начни с простых вещей. Не говори никому, что ты в действительности делаешь. Затем ты должен оставить всех, кто тебя хорошо знает. Таким образом, ты создашь туман вокруг себя.
- Но ведь это абсурдно! - запротестовал я. - Почему люди не должны знать обо мне? Что в этом плохого?
- Плохо здесь то, что, если однажды тебя узнали, ты становишься чем-то таким, что само собой разумеется. И, начиная с этого момента, ты уже не можешь порвать связь с их мыслями. Лично я люблю полную свободу - быть неизвестным. Никто не знает меня с застывшей уверенностью, так, как люди знают тебя, например.
- Но это было бы ложью.
- Мне нет дела до лжи или правды, - сказал он жестко. - Ложь есть ложь, только если ты имеешь личную историю.

читать более подробно

Глава 2. Стирание личной истории.
Четверг, 22 декабря 1960 года

Дон Хуан сидел на полу около двери своего дома спиной к стене. Он перевернул деревянную молочную флягу и попросил меня садиться и чувствовать себя, как дома. Я предложил ему пачку сигарет, которую я привез. Он сказал, что не курит, но подарок принял. Мы поговорили о холоде ночей в пустыне и на другие обычные темы. Я спросил его, не мешаю ли я его нормальному распорядку. Он взглянул на меня с какой-то гримасой и сказал, что у него нет никакого распорядка и что я могу оставаться с ним до вечера, если хочу.

Я приготовил несколько опросных листов по генеалогии и родовым отношениям, и я хотел заполнить их с его помощью. Я составил также по этнографической литературе длинный список культурных черт, которые, как считалось, присущи индейцам этого района. Я хотел пройтись по списку вместе с ним и отметить все вопросы, которые были знакомы для него. Я начал с опросных карт родовых отношений.
- Как ты называл своего отца? - спросил я.
- Я называл его папа, - сказал он с очень серьезным лицом.
Я почувствовал легкое раздражение, но продолжал, думая, что он не понял. Я показал ему опросный лист и объяснил, что один пропуск там оставлен для отца, а один - для матери. Я привел пример различных слов, которые используются в английском и испанском языках для того, чтобы называть отца и мать. Я подумал, что, может быть, мне следовало начать с матери.
- Как ты называл свою мать? - спросил я.
- Я называл ее мама, - заметил он очень наивным тоном.
- Я имею в виду, какие другие слова ты использовал для того, чтобы назвать своего отца или мать? Как ты звал их? - сказал я, пытаясь быть терпеливым и вежливым. Он почесал голову и посмотрел на меня с глупым выражением.
- Ага, - сказал он. - Tут ты меня поймал. Дай-ка мне подумать.
После минутного замешательства он, казалось, вспомнил что-то, и я приготовился записывать.
- Ну, - сказал он, как если бы он был захвачен серьезной мыслью. - Kак еще я звал их? Я звал их эй-эй, папа! Эй-эй, мама!
Я рассмеялся против своего желания. Его выражение было действительно комичным, и в этот момент я не знал, то ли он был очень хитрый старик, который морочил мне голову, то ли он был действительно простачком. Используя все свое терпение, я объяснил ему, что это очень серьезный вопрос и что для моей работы очень важно заполнить все эти бланки. Я старался, чтобы он понял идею генеалогии и личной истории.
- Как звали твоего отца и твою мать? - спросил я.
Он взглянул на меня ясными и добрыми глазами.
- Не трать время на эту муру, - сказал он мягко, но с неожиданной силой.

Я не знал, что сказать. Казалось, кто-то другой произнес эти слова. За секунду до этого он был ошарашенным глупым индейцем, чесавшим свою голову, и уже через мгновение он сменил роль. Я был глупым, а он смотрел на меня неописуемым взглядом, в котором не было ни раздражения, ни неприязни, ни ненависти, ни сожаления. Его глаза были добрыми, ясными и пронизывающими.

- У меня нет никакой личной истории, - сказал он после длинной паузы. - Oднажды я обнаружил, что не нуждаюсь больше в личной истории, и также как пьянство, бросил ее.
Я не совсем понял, что он хотел сказать. Неожиданно я почувствовал себя неловко, под угрозой. Я напомнил ему, что он заверил меня в том, что я могу задавать ему вопросы. Он повторил, что он совсем не возражает против этого.
- У меня больше нет личной истории, - сказал он и взглянул на меня испытующе. - Я бросил ее однажды, когда почувствовал, что в ней нет больше необходимости.
Я уставился на него, пытаясь найти скрытое значение его слов.
- Но как можно бросить свою личную историю? - спросил я, в настроении поспорить.
- Сначала нужно иметь желание бросить ее, - сказал он, - А затем следует действовать гармонично, чтобы обрубить ее мало-помалу.
- Но зачем кто-либо будет иметь такое желание? - воскликнул я.
У меня была ужасно сильная привязанность к моей личной истории. Мои семейные корни были глубоки. Я честно думал, что без них моя жизнь не имела бы ни цели, ни длительности.
- Может быть, тебе следует рассказать мне, что ты имеешь в виду под словами "бросить личную историю", - сказал я.
- Разделаться с ней, вот что я имею в виду, - заметил он, как отрезал.
Я продолжал настаивать, что не понимаю этого.
- Ну, возьмем тебя, например. Ты - яки, ты не можешь изменить этого.
- Разве я - яки? - спросил он, улыбаясь. - Oткуда ты знаешь это?
- Правда! - сказал я. - Я не могу этого знать наверняка. Это так. Но ты знаешь это, и именно это имеет значение. Именно это делает личную историю. - я чувствовал, что загнал его в угол.
- Тот факт, что я знаю, являюсь я яки или нет, не делает его личной историей, - заметил он. - лишь тогда, когда еще кто-либо знает о нем, он становится личной историей. И уверяю тебя, что никто никогда этого не узнает наверняка.

Я кое-как записал, что он сказал. Я перестал записывать и взглянул на него. Я не мог составить представления о нем. Мысленно я пробежал через свои впечатления. Загадочным и беспрецедентным образом он взглянул на меня во время нашей первой встречи. Очарование, с которым он утверждал, что получает согласие от всего, что его окружает, его раздражающий юмор и его алертность, его явно глупый вид, когда я расспрашивал его о его отце и матери, а затем эта неожиданная сила его утверждений, которые сразу отбросили меня.

- Ты не знаешь, что я такое, не так ли? - сказал он, как если бы читал мои мысли. - Tы никогда не узнаешь, кто или что я есть, потому что я не имею личной истории.
Он спросил у меня, был ли у меня отец. Я сказал, что да. Он сказал, что мой отец был примером того, о чем он говорит. Он попросил меня вспомнить, что мой отец думал обо мне.
- Твой отец знал о тебе все, - сказал он, - поэтому он полностью распланировал тебя. Он знал, кто ты есть, и что ты делаешь. И нет такой силы на земле, которая могла бы заставить его изменить его мнение о тебе.

Дон Хуан сказал, что каждый, кто знал меня, имел обо мне свою идею, и что я питал эту идею всем, что я делал.
- Разве ты не видишь? - спросил он драматически. - Tы должен обновлять свою личную историю, говоря своим родителям, своим родственникам и своим друзьям обо всем, что ты делаешь. С другой стороны, если у тебя нет личной истории, то никаких объяснений не требуется, никто не
сердится, никто не разочаровывается в твоих поступках. И, более того, никто не пришпиливает тебя своими мыслями.

Внезапно идея стала ясной у меня в уме. Я почти знал это сам, но я никогда не рассматривал таких мыслей. Не иметь личной истории действительно было очень заманчивой концепцией, по крайней мере, на интеллектуальном уровне. Однако, это дало мне чувство одиночества, которое я нашел
угрожающим и отвратительным. Мне хотелось обговорить с ним вопрос об этих моих чувствах, но я держался начеку. Что-то было ужасно неуместным в этой ситуации. Я чувствовал неловкость в том, что вступаю в философский спор со старым индейцем, который, очевидно, не имеет "интеллектуальности" студента университета. Каким-то образом он увел меня в сторону от моего первоначального намерения расспросить о его генеалогии.
- Я не знаю, каким образом мы разговариваем об этом, тогда как все, что я хотел узнать, так это несколько имен для моих бланков, - сказал я, пытаясь повернуть разговор к той теме, которую я хотел.
- Это очень просто, - сказал он. - Способ, каким мы пришли к этому разговору, заключается в том, что я сказал, что задавать вопросы о прошлом человека - это явная ерунда.
Его тон был твердым. Я чувствовал, что нет способа уговорить его, поэтому я изменил свою тактику.
- Что же, эта идея не иметь личной истории, это то, что делают яки? - спросил я.
- Это то, что делаю я.
- Где ты научился этому?
- Я научился этому в течение своей жизни.
- Это твой отец научил тебя этому?
- Нет, скажем, что я научился этому сам, а теперь я собираюсь передать секрет этого тебе, чтобы ты не ушел сегодня с пустыми руками.
Он понизил голос до драматического шепота. Я рассмеялся над его трюками. Я вынужден был признать, что он совсем не глуп. Мне пришла в голову мысль, что я нахожусь в присутствии врожденного актера.

- Записывай, - сказал он покровительственно. - почему бы нет. Ты, кажется, чувствуешь себя более удобно в то время, когда пишешь.
Я взглянул на него, и мои глаза, должно быть, выдали мое замешательство. Он хлопнул себя по ляжкам и с удовольствием расхохотался.
- Самое лучшее, стереть всю личную историю, - сказал он, как бы давая мне время записывать, - потому что это сделает нас свободными от обволакивающих мыслей других людей.
Я не мог поверить, что он действительно сказал это. У меня был очень затруднительный момент. Он, должно быть, прочитал у меня на лице мое внутреннее замешательство и немедленно его использовал.
- Возьмем тебя, например, - продолжал он говорить. - как раз сейчас ты не знаешь, то ли ты приходишь, то ли уходишь, и это потому, что я стер свою личную историю. Мало-помалу я создал туман вокруг себя и вокруг своей жизни. И сейчас никто не знает наверняка, кто я есть и что я делаю.
- Но ты сам знаешь, кто ты есть, разве не так? - вставил я.
- Я, честное слово... Не знаю! - воскликнул он и покатился на пол, смеясь над моим удивленным взглядом.

Он довольно долго молчал, чтобы заставить меня поверить в то, что сейчас он скажет "я знаю", как я этого ожидал. Его неожиданный поворот был очень угрожающим для меня. Я действительно испугался.
- Это маленький секрет, который я собирался дать тебе сегодня, - сказал он тихим голосом, - никто не знает моей личной истории. Никто не знает, кто я есть и что я делаю. Даже я не знаю.

Он скосил глаза. Он не смотрел на меня, а куда-то выше моего правого плеча. Он сидел, скрестив ноги, спина его была прямой, и все же он казался расслабленным. В этот момент он был самим воплощением яростности. Я представил себе его индейским вождем, "краснокожим воином" в романтических легендах моего детства. Мой романтизм увел меня в сторону и крайне отчетливое чувство раздвоенности захватило меня. Я мог искренне сказать, что он мне очень нравится, и в то же самое время я мог сказать, что я смертельно боюсь его. Он сохранял этот странный взгляд в течение долгого времени.

- Как я могу знать, кто я есть, когда я есть все это, - сказал он, указывая на окружающее жестом головы. Затем он взглянул на меня и улыбнулся.
- Мало-помалу ты должен создать туман вокруг себя. Ты должен стереть все вокруг себя до тех пор, пока ничего нельзя будет считать само собой разумеющимся. Пока ничего уже не останется наверняка или реального. Твоя проблема сейчас в том, что ты слишком реален. Твои усилия слишком реальны. Твои настроения слишком реальны. Не принимай вещи настолько сами собой разумеющимися. Ты должен начать стирать себя.
- Для чего? - спросил я ошеломлено.

Мне стало ясно, что он предписывает мне поведение. Всю свою жизнь я подходил к переломному моменту, когда кто-либо пытался сказать мне, что делать. Простая мысль о том, что мне будут говорить, что делать, вызывала во мне немедленно активный протест.
- Ты сказал мне, что хочешь изучать растения, - сказал он спокойно. - ты хочешь что-то получить даром? Что ты думаешь об этом? Мы условились, что ты будешь задавать мне вопросы, и я буду говорить тебе то, что я знаю. Если тебе это не нравится, то нам больше нечего сказать друг другу.
Его ужасная прямота вызывала во мне чувство протеста, но внутри себя я сознавался, что он прав.
- Давай тогда сделаем так, - продолжал он. - если ты хочешь изучать растения, и поскольку о них действительно нечего сказать, то ты должен среди прочих вещей стереть свою личную историю.
- Как? - спросил я.
- Начни с простых вещей. Таких, как не говорить никому, что ты в действительности делаешь. Затем ты должен оставить всех, кто тебя хорошо знает. Таким образом, ты создашь туман вокруг себя.
- Но ведь это абсурдно! - протестовал я. - Почему люди не должны знать обо мне? Что в этом плохого?
- Плохо здесь то, что, если они однажды тебя узнали, то ты становишься чем-то таким, что само собой разумеется. И, начиная с этого момента, ты уже не можешь порвать связь с их мыслями. Лично я люблю полную свободу - быть неизвестным. Никто не знает меня с застывшей уверенностью, так, как люди знают тебя, например.
- Но это было бы ложью.
- Мне нет дела до лжи или правды, - сказал он жестко. - ложь есть ложь, только если ты имеешь личную историю.

Я стал возражать, что мне не нравится намеренно мистифицировать людей или вводить их в заблуждение. Его ответом было то, что я и так всех ввожу в заблуждение. Старик затронул больное место в моей жизни. Я не преминул спросить его, что он имел в виду под этим, или откуда он узнал, что я все время ввожу людей в заблуждение. Я просто прореагировал на его заявления, защищаясь при помощи объяснения. Я сказал, что я с болью сознаю, что моя семья и мои друзья считают меня ненадежным, в то время, как в действительности я никогда в своей жизни не солгал.
- Ты всегда знал, как лгать, - сказал он. - и единственная вещь, которая отсутствовала, это то, что ты не знал, зачем это делать. Теперь ты знаешь.
Я запротестовал.
- Разве ты не видишь, что я действительно очень устал от того, что люди считают меня ненадежным, - сказал я.
- А ты действительно ненадежен, - заметил он с убеждением.
- Черт подери, это не так! - воскликнул я.

Мое настроение вместо того, чтобы подвести его к серьезности, заставило его истерически смеяться. Я действительно терпеть не мог этого старика за все его ужимки. К несчастью, он был прав относительно меня. Через некоторое время я успокоился, и он продолжал говорить.
- Когда не имеешь личной истории, - объяснил он, - то ничего, что бы ты ни сказал, не может быть принято за ложь. Твоя беда в том, что ты вынужден объяснять всe любому, импульсивно, и в то же время ты хочешь сохранить свежесть и новизну того, что ты делаешь. Что ж, поскольку ты не можешь быть восхищенным после того, как ты объяснил все, что ты делаешь, то ты лжешь для того, чтобы продолжить эти чувства.

Я был действительно ошеломлен масштабом нашего разговора. Я записал все его детали наилучшим образом как только смог, концентрируя внимание на том, что он говорит, вместо того, чтобы размышлять о собственной предвзятости или о его значении.
- С этого момента, - сказал он, - ты должен просто показывать людям все, что ты найдешь нужным им показывать, но при этом никогда не говорить точно, как ты это сделал.
- Я не могу держать секреты! - Воскликнул я. - Tо, что ты говоришь, бесполезно для меня.
- Тогда изменись! - сказал он отрывисто, с яростным блеском в глазах.
Он выглядел, как странное дикое животное, и в то же время его мысли и слова были предельно связанными. Мое раздражение уступило место состоянию неприятного замешательства.
- Видишь, - продолжал он, - у нас есть только два выбора. Мы или принимаем все, как реальное, наверняка, или мы этого не делаем. Если мы следуем первому, то мы кончаем тем, что до смерти устаем от самих себя и от мира. Если мы последуем второму и сотрем личную историю, мы создадим туман вокруг нас, очень восхитительное и мистическое состояние, в котором никто не знает, откуда выскочит заяц, даже мы сами.
Я стал говорить о том, что стирание личной истории лишь увеличит наше чувство незащищенности.
- Когда ничего нет наверняка, мы остаемся алертными, навсегда на цыпочках, - сказал он. - не знать, за каким кустом прячется заяц, более восхитительно, чем вести себя так, как если бы мы знали все.

Он больше ни слова не говорил в течение очень долгого времени. Может быть, час прошел в полном молчании. Я не знал, что спрашивать. Наконец, он поднялся и попросил меня подвезти его в ближайший город. Я не знал, почему, но наш разговор опустошил меня. У меня было такое чувство, будто бы я вот-вот засну. Он попросил меня остановиться по пути и сказал, что если я захочу расслабиться, то я должен забраться на плоскую вершину небольшого холма в стороне от дороги и лечь на живот головой к востоку. В его голосе, казалось, ощущалась спешка.
Я не хотел спорить или, может быть, я просто был настолько усталым, что не мог даже говорить. Я забрался на холм и сделал так, как он предписывал. Я спал только две или три минуты, но этого было достаточно, чтобы моя энергия возобновилась. Мы приехали к центру города, где он попросил меня ссадить его.
- Возвращайся, - сказал он, выходя из машины. - Oбязательно возвращайся.

@темы: CC

---

Образ действий индейского шамана — воина знания, или навигатора бесконечности, — подразумевает тотальное и безжалостное стирание личной истории — в частности, любых доступных биографических данных о себе. По понятиям воинов знания, оправданны любые эффективные методы: начиная с запрета на фотографирование самого шамана, отказа от магнитофонных записей его голоса, заканчивая созданием множественных фальшивых персоналий с целью запутать интересующихся. Сам дон Хуан, духовный учитель Кастанеды, не стесняясь применял эти методы уже при работе с самим Кастанедой и, безусловно, тщательно обучил его этому искусству. «Чем больше окружающие знают, что вы собой представляете и что от вас следует ожидать, тем сильнее это ограничивает вашу свободу», — объяснял Кастанеда.

@темы: CC

---

Я встречал Джеффри раньше. До того, как встретил его в додзе.
Я это понял прошлой ночью, когда увидел повторяющийся сон, в котором он присутсвовал.
Этот сон я видел раньше, задолго до того как Джеффри появился в реальном мире.

В том, первом сне, Джеффри выглядел точно как в реальности - не слишком высокий, смуглый, что-то восточное в лице, с черными вьющимися волосами. И одет он был в черное, на черном же мотоцикле какой-то спортивной марки. Из того сна я совсем ничего не помню, кроме того что он в нем был. Он запарковался во внутреннем дворике, рядом с гаражом соседей, и мы с ним что-то делали, разговаривали о чем-то. Сегодня ночью Джеффри опять был в моём сне, но уже без мотоцикла. И я во сне вспомнил, что раньше он приезжал на мотоцикле.

@темы: Dreams, По другую сторону реальности

---

котопост

Презрения, недоверия, и снисходительности полны ее глаза )

+3

@темы: Photos