Если только вы не сидите в тюремной камере или подвале без окон, у вас всегда есть небо.
Когда кажется, что от забот и проблем не продохнуть, когда нет возможности просто взять и сбежать из города, я поднимаю голову и смотрю на небо. И это помогает, даже если в этот момент я стою в самом мерзком и загаженном районе города, окруженный бетоном, мусором, выхлопными газами, и людьми. Это помогает, даже если это маленький кусочек между колонн небоскребов или голубой квадрат, виднеющийся из окна какого-нибудь здания.

---

В особенно смутном и запутанном сне сегодня ночью мне явился Люциус Малфой. Я не помню точно, что он там делал, но его появление придало этому бреду какой-то особый шарм. У него были вьющиеся белые волосы. Вьющиеся. Да, с сокращением времени сна количество и ясность сновидений увеличивается.

Читаю "Бессонницу" Кинга. Очень ко времени.

---

Уровень стресса зашкаливает, и мне кажется, что я уже никогда не буду спать. Сон - это какая-то роскошь, как ничегонеделание летних каникул, ни к чему не обязывающие романы, дороги в никуда, лобстеры на ужин или дорогущее старое вино... А ещё мне кажется, что я никогда не выберусь. Знать бы ещё куда и из чего. И вто же время, я знаю, что потом буду скучать по этому году, потому что в нём есть что-то, что бывает однажды и уже никогда ен повторится. Останутся только жемчужины-воспоминания, которые я потом, может быть, буду перебирать с особой любовью и тоской. Ну, до тех пор, пока мир не остановится, пока я не умру и не воскресну уже совсем другим существом.

---

Дочитал кинговский "мешок с костями", и как-то нехорошо мне после этого его романа. Надо чем-то заесть, его же.

У меня в голове наконец созрел сюжет. Без конца, но страниц на 300. Конечно это должно было случиться именно в тот момент, когда у меня вобще нет времени, и я сплю по 3-4 часа в сутки.

---

Когда люди говорят "люблю", скажем, обращаясь к своим пч, у меня возникает такое странное ощущение... Что, серьезно? Прям любите? Всех 200 пч, с некоторыми из которых словом не обмолвились за последние года два? Иногда заверения в чувствах ещё сопровождаются сердечками и поцелуйчиками.
Мне при виде всего этого хочется отступить шага на два, увеличить дистанцию.

---

Так получилось, что я сегодня был у одного богатого (по моим меркам) типа, дом в горах в курортной зоне, яхта, какие-то немыслимые часы на руке, и т. д. И он произвел впечатление нормального человека, которого не испортили деньги, что меня очень порадовало. Обычно у меня не очень складывается с людьми, чье состояние превышает энную сумму, особенно с русскоговорящими, по ряду причин, а тут вдруг... И был такой момент, когда мы заговорили о лошадях, и он сказал, что его знакомый отдает двоих. Бесплатно. Они ему просто не нужны, даже деньги за них не нужны... Лишь бы кто-то забрал. Но я не могу, мне ж придется держать их в арендованной конюшне, это минимум экстра 250 баксов в месяц, да и времени нет... И я в очередной раз перед выбором - либо иметь постоянную серьезную работу чтобы хватало денег на лошадей, домики в горах, и прочее, либо я все-таки свободный художник с нестабильным заработком, но тогда не надо сокрушаться, что я не могу то-то и то-то. Это он может позволить себе разом выложить 250 в ресторане, скажем, а я вот на лошадку не могу потратить. Надо как-то выбирать.

---

Мне всегда было сложно отказывать. Я чувствую их желания, их энергетику, я купаюсь в ней, она обволакивает меня, опьяняет меня, заполняет собой пространство. Я словно в тёплых лучах неизвесного солнца и в одурманивающем тумане, который стелется и плывет клоками, унося меня в волшебную страну без табу и запретов, без "нет" и "но", где нет ничего невозможного, ничего грязного, ничего плохого. Делай, что хочешь, делай всё, что взбредет в голову, нежно, грубо, долго, быстро, серьезно, играя, в любом месте, в любой позе, я чувствую тебя, со мной нет ничего нереального. Я живу на краю, кажется я не умею иначе, и ты, нет, вы, вы тоже чувствуете это, и с какой потрясающей нежностью и заботой вы страхуете меня! Моей любви и страсти хватит на всех, на каждого по отдельности и на всех разом, если они предпочитают это так. О, все эти ханжи и моралофаги, пусть они остаются за дверью, пусть не суют свои длинные носы, пусть оставят нас в покое в этом красочном мире, где мы можем наслаждаться друг другом так, как им не приснится даже в тех фантазиях, существование которых они отрицают из страха, из стыда, из чуждой мне правильности, из привычки к несвободе. К чёрту их всех, им необязательно знать, это наши тайны, наши сокровища, наш язык. Они не понимают этот язык, на котором мы можем говорить, на котором нам бывает достаточно взгляда, ведь в нём больше, чем во всех громких и не очень словах, обещаниях, объяснениях, извинениях.

У меня есть два состояния.

Первое - это когда я вобще не хочу прикасаться к людям, даже пожимать руки. Это когда я серьезно думаю, что мог бы уйти в Буддисткий монастырь или на необитаемый остров, и мне никогда никто не был бы нужен. Физически. Никто и никогда. Мне бы не нужно было бы даже самоудовлетворение, потому что в эти периоды жизни, аскетичные и отрешенные, у меня вобще не возникает никаких желаний.

Второе... Оно выше, в начале поста.

---

Странными путями приходят ко мне некоторые вещи. Вот казалось бы, что может прийти из фика по ГП, пусть даже хорошо написанного? А там стихотворение процитировали, и строчка из него всё крутится и крутится в голове, как заезженная пластинка. Вобще весь стих хорош, но он как-то на периферии...

Любимых убивают все...
Любимых убивают все

Оскар Уайльд. Баллада Редингской тюрьмы.
перевод В.Топорова.

1.

Гвардейца красит алый цвет,
Да только не такой.
Он пролил красное вино
И кровь лилась рукой,
Когда любимую свою
Убил своей рукой

Он вышел на тюрeмный двор,
Одет в мышиный цвет,
Легко ступал он, словно шел
На партию в крикет,
Но боль была в его глазах,
Какой не видел свет.

Но боль, какой не видел свет,
Плыла, как мгла из глаз,
Уставленных в клочок небес,
Оставленный для нас,
То синий и таинственный,
То серый без прикрас.

Был час прогулки. Подышать
Нас вывели во двор.
Гадал я, глядя на него:
Вандал? Великий вор?
Вдруг слышу: "Вздернут молодца,
И кончен разговор".

О боже! Стены, задрожав,
Распались на куски,
И небо пламенным венцом
Сдавило мне виски,
И сгинула моя тоска
В тени его тоски.

Я понял, КАК был легок шаг -
Шаг жертвы - и каким
Гнетущим страхом он гоним,
Какой тоской томим:
Ведь он любимую убил,
И казнь вершат над ним.

Любимых убивают все,
Но не кричат о том.
Издевкой, лестью, злом, добром,
Бесстыдством и стыдом,
Трус - поцелуем похитрей,
Смельчак - простым ножом.

Любимых убивают все,
Казнят и стар и млад,
Отравой медленной поят
И Роскошь, и Разврат,
А Жалость - в ход пускает нож,
Стремительный, как взгляд.

Любимых убивают все -
За радость и позор,
За слишком сильную любовь,
За равнодушный взор,
Все убивают - но не всем
Выносят приговор.

Не всем постыдной смерти срок
Мученье назовет,
Не всем мешок закрыл глаза
И петля шею рвет,
Не всем - брыкаться в пустоте
Под барабанный счет.

Не всем,немея, увидать
Чудовищный мираж:
В могильно-белом Капеллан,
В могильно-черном Страж,
Судья с пергаментным лицом
Взошли на твой этаж.

Не всем - тюремного Врача
Выдерживать осмотр.
А Врач брезгливо тороплив
И безразлично борд,
И кожаный диван в углу
Стоит как смертный одр.

Не всем сухой песок тоски
Иссушит жаждой рот:
В садовничьих перчатках, прост,
Палач к тебе войдет,
Войдет - и поведет в ремнях,
И жажду изведет.

Не всех при жизни отпоют.
Не всем при сем стоять.
Не всем, пред тем, как умереть,
От страха умирать.
Не всем, на смерть идя, свою
Могилу увидать.

Не всех удушье захлестнет
Багровою волной,
Не всех предательски казнят
Под серою стеной,
Не всех Кайафа омочил
Отравленной слюной.


2.

И шесть недель гвардеец ждал,
Одет в мышиный цвет,
Легко ступал он, словно шел
На партию в крикет,
Но боль была в его глазах,
Какой не видел свет.

Но боль, какой не видел свет,
Плыла, как мгла из глаз,
Уставленных в клочок небес,
Оставленный для нас,
То розовый и радостный,
То серый без прикрас.

Рук не ломал он, как иной
Глупец себя ведет,
Когда Отчаянье убьет
Надежды чахлый всход,-
Он тихим воздухом дышал,
Глядел на небосвод.

Рук не ломал он, не рыдал,
Не плакал ни о чем,
Но воздух пил и свет ловил
Полураскрытым ртом,
Как будто луч лился из туч
Лекарственным вином.

Мы в час прогулки на него
Смотрели, смущены,
И забывали, кем и как
Сюда заключены,
За что, насколько. Только мысль:
Его казнить должны.

Мы холодели: он идет,
Как на игру в крикет.
Мы холодели: эта боль,
Какой не видел свет.
Мы холодели: в пустоту
Ступить ему чуть свет.

В зеленых листьях дуб и вяз
Стоят весной, смеясь,
Но древо есть, где листьев несть,
И все ж, за разом раз,
Родится Плод, когда сгниет
Жизнь одного из нас.

Сынов Земли всегда влекли
Известность и успех,
Но нашумевший больше всех,
Взлетевший выше всех
Висит в петле - и на Земле
Прощен не будет Грех.

Весною пляшут на лугу
Пастушки, пастушки,
Порою флейты им поют,
Порой поют смычки.
Но кто б из нас пустился в пляс
Под пение Пеньки?

И мы дрожали за него
И в яви и во сне:
Нам жить и жить, ему - застыть
В тюремной вышине.
В какую тьму сойти ему?
В каком гореть огне?

И вот однажды не пришел
Он на тюремный двор,
Что означало: утвержден
Ужасный приговор,
Что означало: мне его
Не встретить с этих пор.

Два челна в бурю; две судьбы
Свел на мгновенье Рок.
Он молча шел, я рядом брел,
Но что сказать я мог?
Не в ночь святую мы сошлись,
А в день срамных тревог.

Две обреченные души -
Над нами каркнул вран.
Бог исцеляющей рукой
Не тронул наших ран.
Нас Мир изгнал, нас Грех избрал
И кинул в свой капкан.


3.

Тут камень тверд, и воздух сперт,
И в окнах - частый прут.
Глядел в глухой мешок двора
И смерти ждал он тут,
Где неусыпно сторожа
Жизнь Смертника блюдут

И лишь молчанье да надзор -
Единственный ответ
На исступленную мольбу,
На исступленный бред,
А на свободу умереть -
Безжалостный запрет.

Продумали до мелочей
Постыдный ритуал.
"Смерть - натуральнейшая вещь",-
Тюремный врач сказал,
И для Убийцы капеллан
Из Библии читал.

А тот курил, и пиво пил,
И пену с губ стирал,
И речь о каре и грехе
Презрением карал,
Как будто, жизнь теряя, он
Немногое терял.

Он смерти ждал. И страж гадал,
Что происходит с ним.
Но он сидел, невозмутим,
И страж - невозмутим:
Был страж по должности молчун,
По службе нелюдим.

А может, просто не нашлось
Ни сердца, ни руки,
Чтоб хоть чуть-чуть да разогнуть
Отчаянья тиски?
Но чья тоска так велика?
Чьи руки так крепки?

Оравой ряженых во двор,
Понурясь, вышли мы.
Глупа, слепа - идет толпа
Подручных Князя Тьмы.
Рукой Судьбы обриты лбы
И лезвием тюрьмы.

Мы тянем, треплем, вьем канат
И ногти в кровь дерем,
Проходим двор и коридор
С мочалом и с ведром,
Мы моем стекла, чистим жесть
И дерево скребем.

Таскаем камни и мешки -
И льется пот ручьем,
Плетем и шьем, поем псалмы,
Лудим, паяем, жжем.
В таких трудах забылся страх,
Свернулся в нас клубком.

Спал тихо Страх у нас в сердцах,
Нам было невдомек,
Что тает Срок и знает Рок,
Кого на смерть обрек.
И вдруг - могила во дворе
У самых наших ног.

Кроваво-желтым жадным ртом
Разинулась дыра.
Вопила грязь, что заждалась,
Что жертву жрать пора.
И знали мы: дождавшись тьмы,
Не станут ждать утра.

И в душах вспыхнули слова:
Страдать. Убить. Распять.
Палач прошествовал, неся
Свою простую кладь.
И каждый, заперт под замок,
Не мог не зарыдать.

В ту ночь тюрьма сошла с ума,
В ней выл и веял Страх -
Визжал в углах, пищал в щелях,
Орал на этажах
И за оконным решетом
Роился в мертвецах.

А он уснул - уснул легко,
Как путник, утомясь;
За ним следили Сторожа
И не смыкали глаз,
Дивясь, как тот рассвета ждет,
Кто ждет в последний раз.

Зато не спал, не засыпал
В ту ночь никто из нас:
Пройдох, мошенников, бродяг
Единый ужас тряс,
Тоска скребла острей сверла:
Его последний час.

О! Есть ли мука тяжелей,
Чем мука о другом?
Его вина искуплена
В страдании твоем.
Из глаз твоих струится боль
Расплавленным свинцом...

Неслышно, в войлочных туфлях,
Вдоль камер крался страж
И видел, как, упав во мрак,
Молился весь этаж -
Те, чей язык давно отвык
От зова "Отче наш".

Один этаж, другой этаж -
Тюрьма звала Отца,
А коридор - как черный флер
У гроба мертвеца,
И губка с губ Его прожгла
Раскаяньем сердца.

И Серый Кочет пел во тьме,
И Красный Кочет пел -
Заря спала, тюрьма звала,
Но мрак над ней чернел,
И духам Дна сам Сатана
Ворваться к нам велел.

Они, сперва едва-едва
Видны в лучах луны,
Облиты злой могильной мглой,
Из тьмы, из глубины
Взвились, восстали, понеслись,
Бледны и зелены.

Парад гримас и выкрутас,
И танца дикий шквал,
Ужимок, поз, ухмылок, слез
Бесовский карнавал,
Аллюр чудовищных фигур,
Как ярость, нарастал.

Ужасный шаг звенел в ушах,
В сердца вселился Страх,
Плясал народ ночных урод,
Плясал и пел впотьмах,
И песнь завыл, и разбудил
Кладбищ нечистый прах:

"О! мир богат,- глумился Ад,-
Да запер все добро.
Рискни, сыграй: поставь свой рай
На Зло и на Добро!
Но шулер Грех обставит всех,
И выпадет Зеро!"

Толпу химер и эфемер
Дрожь хохота трясла.
Сам Ад явился в каземат,
Сама стихия Зла.
О кровь Христа! ведь неспроста
Забагровела мгла.

Виясь, виясь - то возле нас,
То удалясь от нас,
То в вальс изысканный пустясь,
То нагло заголясь,
Дразнили нас, казнили нас -
И пали мы, молясь.

Рассветный ветер застонал,
А ночь осталась тут,
И пряжу черную свою
Скрутила в черный жгут;
И думали, молясь: сейчас
Начнется Страшный суд!

Стеная, ветер пролетал
Над серою стеной,
Над изревевшейся тюрьмой,
Над крышкой гробовой.
О ветр! вигилии твоей
Достоин ли живой?

Но вот над койкой в три доски
Луч утра заиграл,
Узор решетчатый окна
На стенах запылал,
И знал я: гд-то в мире встал
Рассвет - кровав и ал.

Мы в шесть уборкой занялись,
А в семь порядок был...
Но в коридарах шорох плыл
Зальделых белых крыл -
То Азраил из тьмы могил
За новой жертвой взмыл.

Палач пришел не в кумаче,
И в стойле спал Конь Блед;
Кусок пеньки да две доски -
И в этом весь секрет;
Но тень Стыда, на день Суда,
Упав, затмила свет...

Мы шли, как те, кто в темноте
Блуждает вкривь и вкось,
Мы шли, не плача, не молясь,
Мы шли и шли, как шлось,
Но то, что умирало в нас,
Надеждою звалось.

Ведь Правосудие идет
По трупам, по живым.
Идет, не глядя вниз, идет
Путем, как смерть, прямым;
Крушит чудовищной пятой
Простертых ниц пред ним.

Мы ждали с ужасом Восьми.
Во рту - сухой песок.
Молились мы Восьми: возьми
Хоть наши жизни, Рок!
Но Рок молитвой пренебрег.
Восьмой удар - в висок.

Нам оставалось лишь одно -
Лежать и ждать конца.
Был каждый глух, и каждый дух
Был тяжелей свинца.
Безумье било в барабан -
И лопались сердца.

И пробил час, и нас затряс
Неслыханный испуг.
И в тот же миг раздался крик
И барабанный стук -
Так, прокаженного прогнав,
Трещетки слышат звук.

И мы, не видя ничего,
Увидели: крепит
Палач доску и вьет пеньку
И вот Ошейник свит.
Взмахнет рукой, толкнет ногой -
И жертва захрипит.

Но этот крик и этот хрип
Звучат в ушах моих,
И ураганный барабан,
Затихнув, не затих:
Кто много жизней проживет,
Умрет в любой из них.


4.

В день казни церковь заперта,
Молебен отменен;
Несчастный, бродит капеллан,
Людей стыдится он,
И главное, нет сил взглянуть
На божий небосклон.

Нас продержали под замком
До сумерек; потом,
Как спохватившись, принялись
Греметь в дверях ключом
И на прогулку повели
Унылым чередом.

Мы вышли старцами во двор -
Как через сотню лет,
Одеты страхом; на щеках
Расцвел мышиный цвет,
И боль была у нас в глазах,
Какой не видел свет.

Да, боль, какой не видел свет,
Плыла, как мгла из глаз,
Уставленных в клочок небес,
Оставленный для нас,
Все видевший воочию
И серый без прикрас.

Был час прогулки. Но никто
Не смел взглянуть на Твердь:
Все видит совесть, а суды -
Слепая пустоверть.
Он жизнь убийством осквернил,
А мы - притворством - смерть.

Две казни намертво связав,
Он мертвых разбудил -
И встали в саванах они,
И те, кто их убил,-
И кровь на кровь взглянула вновь,
Ударив из могил!

Мы - обезьяны и шуты -
Угрюмо шли двором,
За кругом круг, за кругом круг
Мы молча шли кругом,
За кругом круг, за кругом круг
В молчанье гробовом.

Мы шли и шли за кругом круг
В рыдающих рядах,
Не в силах Ужаса унять,
Стряхнуть не в силах страх;
Ревела Память в грозный рог,
Рок волком выл в сердцах.

Мы шли, как стадо,- пастухи
Пасли овец своих -
В парадной форме, в орденах,
В нашивках послужных.
Замызганные сапоги
Изобличали их.

Заделан был вчерашний ров,
Залатан впопыхах -
Осталась грязь на мостовой
И грязь на сапогах,
Да малость извести сырой
Там, где зарыли прах.

Зарыт он в известь навсегда -
До Страшного суда,
Зарыт, раздетый догола
Для вящего стыда,
И пламя извести сырой
Не стихнет никогда!

Пылает пламя, пламя жжет -
И кость, и мясо жрет:
Жрет мясо нежное с утра,
А ночью - кость жует,
Жрет мясо летом, кость - зимой,
А сердце - круглый год!

Три долгих года не расти
Над известью цветам,
Три долгих года не закрыть,
Не спрятать этот срам,
Три долгих года будет лыс
Незалечимый шрам.

Решили: землю осквернил
Убийца и злодей!
Но божьей милостью Земля
Мудрее и добрей:
Здесь алым розам - цвесть алей,
А белым - цвесть белей.

Из уст его - куст алых роз!
Из сердца - белых роз!
Когда, к кому, в какую тьму
Решит сойти Христос,
Дано ль узнать? - Смотри, опять
Цветами жезл пророс!..

Ни алых роз, ни белых роз
Не сыщешь днем с огнем
В тюрьме, где камень и асфальт
Посажены кругом,
Чтоб человека извести
Неверьем и стыдом.

Ни белых роз, ни алых роз
Не сыщешь ты окрест;
Лишь грязь, да известь, да асфальт -
Растенья здешних мест,
И непонятно, за кого
Христос взошел на крест...

Но пусть в геенну брошен он
И в пламени зарыт,
И дух больной в ночи святой
Из тьмы не воспарит,
И может лишь в глухую тишь
Кричать, что в скверне спит,-

Он мир обрел - уже обрел
Иль скоро обретет:
Туда, где спит, не ступит Стыд
И Страх не добредет -
Бессолнечная тьма вокруг,
Безлунный небосвод...

Как зверя, вешали его,
Зверьем над ним дыша,
Не в реквиеме прах почил
И вознеслась душа.
Как будто тронули его
Проказа и парша.

Полуостывший страшный труп
Швырнули в ров нагим,
Глумясь над мертвенным лицом,
Над взором неживым,
Любуясь жадной суетой
Мух, вьющихся над ним.

На этой тризне капеллан
Не спел за упокой,
Не помахал своим крестом
Над известью сырой,-
Но ради грешников взошел
Христос на крест мирской!

И пусть мучения земли
Он знает наизусть,
И пусть он проклят, и забыт,
И не оплакан - пусть!
Есть грусть - но не земная грусть,
А грусть Небес - не грусть.


5.

Есть неизбывная вина
И муки без вины,-
И есть Закон, и есть - Загон,
Где мы заточены,
Где каждый день длинней, чем год
Из дней двойной длины.

Но с незапамятных времен
Гласит любой закон
(С тех пор, как первый человек
Был братом умерщвлен),
Что будут зерна сожжены,
А плевел пощажен.

Но с незапамятных времен -
И это навсегда -
Возводят тюрьмы на земле
Из кирпичей стыда,
И брата брат упрятать рад -
С глаз Господа - туда.

На окна - ставит частый прут,
На дверь - глухой запор,
Тут брату брат готовит ад,
Во тьме тюремных нор,
Куда ни солнцу заглянуть,
Ни богу бросить взор.

Здесь ядовитою травой
Предательство растят,
А чувства чистого росток -
Задушат и растлят,
Здесь Низость царствует, а Страх,
Как страж, стоит у врат.

Здесь тащат хлеб у тех, кто слеп,
Здесь мучают детей,
Здесь кто сильней, тот и вольней,
Забиты, кто слабей,
Но Разум нем, здесь худо всем -
В безумье бы скорей!

Дюбой из нас в тюрьме завяз,
Как в яме выгребной,
Здесь бродит Смерть, худа, как жердь,
И душит крик ночной,
Здесь вечный смрад, здесь и разврат -
Не тот, что за стеной.

Здесь пахнет плесенью вода
И слизью лезет в рот,
Любой глоток, любой кусок
Известкой отдает,
Здесь, бесноватый, бродит сон
И кровь людей сосет.

Здесь Голод с Жаждой - две змеи
В змеилище одном,
Здесь души режет Хлеборез
Заржавленным ножом,
И ночью злобу и тоску
Мы, как лампаду жжем.

Здесь мысли - камня тяжелей,
Который грузим днем;
Лудим, паяем, жжем, поем
Унылым чередом;
Здесь и ночная тишина
Гремит страшней, чем гром.

Здесь человеческая речь -
Нечеловечья речь,
Здесь глаз в глазке и хлыст в руке
Спешат стеречь и сечь;
Забитые, убитые,
Мы в гроб готовы лечь.

Здесь Жизнь задавлена в цепях,
Кляп у нее во рту;
Один кричит, другой молчит -
И всем невмоготу,
И не надеется никто
На божью доброту.

Но божий глас дойдет до нас -
Бог разобьет сердца:
Сердца, что камня тяжелей,
Сердца темней свинца,-
И прокаженным мертвецам
Предстанет Лик Творца.

Затем и созданы сердца,
Что можно их разбить.
Иначе б как развеять мрак
И душу сохранить?
Иначе кто б, сойдя во гроб,
Мог вечности вкусить?

И вот он, с мертвенным лицом
И взором неживым,
Все ждет Того, кто и его
Простит, склонясь над ним,-
Того, кем Вор спасен, Того,
Кем Человек любим.

Он три недели смерти ждал,-
Так суд постановил,-
И три недели плакал он,
И три недели жил,
И, скверну смыв и грех избыв,
На эшафот вступил.

Он плакал, кровь смывая с рук,-
И кровью плакал он -
Ведь только кровь отмоет кровь
И стон искупит стон:
Над Каина кровавой тьмой
Христос - как снежный склон.


6.

Есть яма в Редингской тюрьме -
И в ней схоронен стыд;
Там пламя извести горит,
Там человек лежит,
В горючей извести зарыт,
Замучен и забыт.

Пускай до Страшного суда
Лежит в молчанье он.
Пускай ни вздохом, ни слезой
Не будет сон смущен:
Ведь он любимую убил,
И суд над ним свершен...

Любимых убивают все,
Но не кричат о том,-
Издевкой, лестью, злом, добром,
Бесстыдствоми стыдом,
Трус - поцелуем похитрей,
Смельчак - простым ножом.

А вобще лучше читать в оригинале, хотя переводчики конечно молодцы. Но стихи - такая штука... в процессе перевода что-то неуловимо теряется, каким бы хорошим он ни был.

---

Внезапно много работы. Пишу сюда по большей части с телефона. Сурово болею простудой или гриппом, как всегда на ногах. Постригся, и у меня теперь что-то вроде прически агента Купера, а без геля/масла это смотрится так, будто я сбежал из сумасшедшего дома. Все пытаются тронуть мой почти бритый затылок - они же привыкли ко мне с длинными патлами. Сенсею теперь будет удобно давать мне подзатыльники за тормознутость, да. Ах да, у меня наконец начал получаться нормальный йоко гери по голове, т.е. удар внешней стороной ступни по голове оппонента.

К нам приезжают родственники. С одной стороны я рад, с другой... У матери то ли депрессия, то ли психоз на почве гормонального дисбаланса, и я понимаю, что она тут ни при чем, что надо врача и таблетки, но в то же время можно ли срывы и крики по любому поводу на 100% свалить на гормоны? Я не злюсь и не обижаюсь, я просто устал. Продолжаю прокачивать скиллы "терпение" и "отрешенность". Не хочу чтобы родители старели и болели, не хочу не хотеть бывать у них...

Мне снятся мрачные и какие-то мутно-тягучие сны, очень похожие на реальность, они как бы пересекаются... сны и реальность. И я существую в этой зоне пересечения, вернее наслоения друг на друга. Но вот сейчас я не могу вспомнить ни одной детали, ни одного описания.

---

На случай, если дневники заблокируют, меня можно найти в твиттере, вот тут: https://twitter.com/FifthVirtue
Я там практически не пишу (может в будущем буду), но если дневники прикроют, то в твиттере я дам ссылку на новый блог на другом ресурсе.

---

У нас всё цветёт, колибри летают, как маленькие внеземные вертолетики, тёплые солнечные дни. Иногда жара, но ещё не до такой степени, когда из-за неё невозможно спать. Так хорошо, а я... А я в каком-то полусне, постоянно сам не свой от недосыпа, горький привкус кофе, слишком много сладкого, дурацкие статьи для переводов, и ожидание, ожидание. Этот год - очень счастливый, и одновременно очень трудный. Иначе, чем прошлый. Словно растянутый во времени и одновременно утекающий сквозь пальцы, и я всё время в каком-то полузабытье. Но я узнал некоторые вещи, которые не знал раньше. В отношении кое-чего я на протяжении тридцати лет был просто дураком. Ну да ладно, лучше поздно, чем никогда.

---

Вместо того, чтобы делать что-то продуктивное, я уже вторые сутки просматриваю все эпизоды 1 и 2 сезонов Твин Пикса, а ночью читаю Стивена Кинга. Навенрое, в этом апатичном существовании сейчас есть какой-то смысл.

---

Вопрос к занимающимся Таро

Последней картой (Результат) выпала 5 Чаш, что не есть хорошо. Я вытянул ещё три карты, чтобы объяснить эту последнюю карту. Выпали Король жезлов, Смерть, и Паж Чаш. Гадание было насчет работы (человек давно безработен и консультируется по этому поводу и хочет знать, когда что-то сдвинется с мертвой точки).

Так вот, собственно, вопрос. Всё на самом деле так плохо?
Расстраивать человека не хочется, голову морочить - тоже.

---

Народ, а кто-нибудь в курсе, как по-русски можно назвать likes на сайтах, как например на фэйсбуке?
Легко перевести как "понравилось" стольки-то людям, но как быть с таким предложением: "You don't have likes yet"
Ваши записи ещё никому не понравилась? О_О Бредово же звучит...

@темы: Language, translations

---

Есть такие товарищи, которые по неведомым мне причинам считают, что подходят на роль моих учителей, ну или хотя бы советников. И есть еще просто люди, которые ну совершенно точно знают, как правильно, и почему-то распространяют это "правильно" на меня, и смотрится это примерно как попытка ортодоксального христианина доказать язычнику, что не стоит танцевать нагишом у костра. Что, простите? Вы бьетесь головой об пол, я танцую. В мире всему есть место. Если мы все будем делать одно и то же, жизнь стает скучной.

Мои настоящие учителя не судят меня и не навязывают свою мораль. У них другое отношение к жизни и совсем другие модели поведения. И это, кстати, помогает мне узнавать их. Отсутствие навязывания своего "как надо жить".

---

Перевожу сайт игры в покер с английского на русский. Для перевода используем webtranslateit - программу, которая подсказывает перевод слов и предложений. Но подсказывает естественно не всё и не точно, а примерно как гугл переводчик. Т.е. грамматику и слова всё равно надо исправлять. Большая часть сайта уже переведена, я доделываю оставшиеся 500 слов. CEO сайта просит меня просмотреть уже переведенное на предмет ошибок. Он не сомневается, но хочет проверить, т.к. тот, первый переводчик, постоянно был не на связи.

Захожу я сегодня, проверяю... и вижу, что этот товарищ без зазрения совести просто потыкал везде в подсказки, даже не удосужившись их проверить. Про большие буквы, формат, и знаки препинания я вобще молчу. Хорошо, что большая часть перевода - это отдельные слова, фразы, и короткие предложения, где компьютерный переводчик практически не делал ошибок.

Меня это не поражает и не удивляет, нет. Я прекрасно понимаю, почему человек так сделал. Ему заплатили деньги, а проверить качество работы не могут. Даже если узнают, то в сети не найдут и морду не набьют. Конечно проще покликать мышкой, получить зарплату, и забыть об этом. По-моему я слегка завидую таким вот пройдохам. Сам-то я так не могу, даже если платят очень мало. И вот я уже три часа корячусь с этим сайтом, потому что там карточный жаргон, а я в покер не играю ни на английском, ни на русском. Поэтому обложился словарями. Перевожу и размышляю о том, какая же у нас у всех разноголосая совесть.

---

Наливаю себе вина и фантазирую о том, что бокала могло бы быть два, что вот ты стоишь у меня за спиной, и я чувствую тепло твоего тела. Но конечно же это невозможно, и через пару часов сюда придет совсем другой человек. Боже, какие глупости...

---

Ухо закладывает после удара по голове. Только б не проблемы с перепонкой... Ещё этого мне не хватало для полной радости, вдобавок к поломанным пальцам. Первые пару дней у меня просто слезился глаз и болела голова, а теперь вот... В сети пишут, что через месяц пройдет, это обычное дело у боксеров. Но мне как-то не хочется в ближайшее время оглохнуть, иметь проблемы с вчд, или заполучись дементию, как Муххамед Али. Ладно, посмотрим, что будет дальше.

Хоть бы сенсей устроил нам месяц дзюдо и дзюзитсу, чтоб без ударов по голове.

Этот новый парень, боксер, глаза б мои его не видели.

Да, кстати... Чего я хотел, то и получил. Сенсей больше не ставит меня с "легкими" партнерами, с которыми я "отдыхаю". Я теперь не отдыхаю вобще, и с каждой тренировки уползаю. Я конечно рад, это поднятие планки и всё такое. И я же сам напросился. Нечего было сшибать с ног тех, кто казался мне моей ровней (в плане физических сил я имею ввиду). С девушками я вобще не дерусь больше, за исключением Розы. Но её сложно назвать девушкой. Надеюсь, моё тело скоро, месяца через 2, адаптируется к этому нововведению. Назад хода нет.

---

О чём там принято говорить, когда тебе стукает тридцать? Я закончил, я получил, я заработал, я приобрёл, я добился. Ну или, на худой конец, я уже на пол-пути к великим целям и где-то посередине социальной лестницы.

Я как-то зашел на одноклассники, чтобы посмотреть, как поживают мои бывшие светы, и павлики, и сереги... что стало с ними. Мэнэджеры, директора фирм и заводов, доктора, адвокаты, фотографии с корпоративов, фотографии свадеб, фотографии новорожденных детей, бывшие одноклассицы и жены одноклассников везде одеты как на выход по меньшей мере в оперу, посиделки на дачах, фотографии из турции-греции-швейцарии-италии... Мне кажется, все мои светы, павлики, и сереги умерли, а вместо них с фотографий смотрят совсем другие люди, ну или те, первые, просто спят глубоким сном внутри этих выросших тел и повзрослевших мозгов. Мне кажется, я смотрю на них с другой планеты, нас отделяют тясячи световых лет, и те сообщения, которые доходят до меня, не в силах развеять это ощущение. Лишь пара-тройка из около 25 человек не вызывает этого чувства бездонной пропасти и абсолютного отчуждения.

Самое смешное, со стороны я выгляжу точно так же - как совершенно обычный среднестатистический человек, часть "серой массы" (в которую я лично не верю), пожалуй лишь с той разницей, что у меня нет престижной высокооплачиваемой работы, образцово-показательных семейных фоток, фоток на фоне пизанской башни, колизея, статуи вободы, etc.

Думаю, что это - поверхностное - скрывает многое другое. И с каждым из них я мог бы поговорить по душам о жизни, о НАСТОЯЩИХ вещах, о том, чего нет ни на фотографиях, ни в сообщениях "привет-как дела-что нового". Боже... что нового... Восемнадцать лет прошло, вот что, ребята. И мне любопытно и странно смотреть на взрослых вас, узнавать и не узнавать ваши лица. Время - одна из страннейших вещей на земле.

Так о чем же принято говорить, когда тебе стукает тридцать? О том, что ты узнал за всё это время, чему научился, что постиг, какие планы на будущее, чему тебя научила жизнь... Нет. Нет-нет-нет. Мне совершенно незачем говорить обо всём этом. Всё это пустое. Сегодня для меня дело было в мелочах. В карканье ворона, в той девушке, которая шла впереди меня вдоль трассы, слушая музыку... В том, как солнце скрывалось за вечерними облаками, как в глазах одного человечка светилась любовь, как боль в ноге напоминала мне об искусстве, как шелестели на ветру листья эвкалиптов и смеялись дети на игровой площадке, как усатый старик в широкополой шляпе прошел, не поздоровавшись со мной, и сел на соседнюю скамейку, а я почему-то вспомнил Дона Хуана... Дело было в мелочах.

PS. тридцать мне ещё не стукнуло, поздравлять не надо )

---

Я все смогу, ведь мне нельзя иначе.